06.05.2007 17:45 · ПЕТРОВ КАМЕНЬ

На царском струге не слышно песен гребцов. Только Вол¬га плеснет тяжелой волной в борта да пронзительно крикнет чайка, стрелой падая к воде. А горы, загадочные и древние, повисли над рекой и, кажется, вот-вот упадут в нее.

Стоит на палубе струга великий государь, и смутно на царской душе. Величественны дикие горы. Что-то державное есть в них. Чувствует это царь и хмурится, нервно теребя ус.
Позади царя толпится свита в расшитых золотом кафтанах, молчит.
Оглянулся на свиту Петр, резко дернул плечом. – Чего молчите?
Хмыкнул, отвернулся и опять смотрит на горы. По скалистым утесам карабкаются к высокому небу сосны. И как только держатся!
«Мое и не мое», – подумал царь, внезапно гневаясь.
И вдруг он увидел орла. Могучая птица парила над самой высокой вершиной, свободно, уверенно, по-хозяйски. Огромные крылья блестели на солнце.
«Как хозяин осматривает мои владения», – подумал с обидой царь. – Чалить к берегу! – громко сказал Петр, сорвал с головы треуголку, смял железными пальцами. – Держава сия наша! Поднимемся и посмотрим, велика ли она. На горы посмотрим...

Покосился царь на вельмож, топнул ногой. Сбежал по сходням на берег.
Вельможи, тяжко отдуваясь, едва поспевают за длинноногим Петром. Некоторые незаметно, опасливо крестятся – круты горы, неровен час...
Орел все еще крутит в вышине, и Петр яростно карабкается туда, к нему...
Наконец поднялись. Взлохмаченный царь огляделся и не увидел птицы. Хрипло, торжествующе засмеялся. – Дай-ка сюда! – он выхватил у одного из солдат бердыш – боевой топор – и ударил им по твердой скале. Подумал и еще ударил. И бил по неподатливому камню до тех пор, пока четко не обозначилось: «1722 г. Петр Первый».
Смахнул царь со лба обильный пот, набил табаком трубку и с наслаждением глотнул горького дыма. – Как называется сия гора? – спросил он у провожатого, старожила. – Лысая гора, великий государь, – сказал провожатый. – А там, внизу, деревня Моркваши.

Стали спускаться к Волге. Петр повеселел, смеялся. Неожиданно недалеко от реки, в долине, увидели красивый деревян¬ный домик. Он прятался в густой зелени, удивительно ладный, весь изукрашенный ажурной резьбой. – Чьи же сии здесь хоромы? – удивился царь. – Зело красив терем!..
Он подошел к домику, крикнул: – Кто есть живой, выходи!
Появилось несколько мужиков в рваных домотканых рубахах. – Чей дом? – строго спросил Петр. Мужики кланялись, но молчали. – Великий государь желает знать! – сказал один из вельмож в красном кафтане и брякнул саблей. Мужики молча упали в ноги. – Что же вы молчите? – опять строго спросил Петр. – Не гневайся, великий государь, – произнес один из мужи¬ков. – Может, не по твоей царской душе ответ придется... – Говори! – Стенька Разин, атаман, для своего вольника Никодима, деда моего, поставил. Ранили деда, когда войско атаманово на Симбирск шло. Хочешь казни, хочешь милуй...

Петр прошелся по-журавлиному, косясь на мужика и пыхтя короткой трубкой, долго молчал. – Выходит, добрым был разбойник? – спросил царь резко. Мужик не отвечал. – Добрым, выходит, Разин был? – еще раз спросил. – Не гневайся, великий государь, – проговорил мужик. – А сказывают в народе – был он добрый...
Петр сердито взглянул на свиту, на вершину Лысой горы и увидел в небе орла. Тот плавно парил в густой синеве, и грозно сверкали на солнце, будто железные, его крылья.
Царь отвернулся – взгляд его был смутен – и молча пошел к реке, дергая ус.